— Спасибо, что предложил. Я это оценила. Спасибо. Правда, спасибо. Но вот, видишь ли, Мамедь, в чём дело, мне сегодня деньги перечислили на карточку, старый долг отдали за несколько репортажей, ещё летом сдала! Так что не ты за меня, а я за тебя заплатить могу.
— Так поедем? — обрадовался Мамед.
— Поедем. Только не сейчас. Стой! Стой! — она открыла почтовую программу. — Вот это уже другое дело! Нет. Это совсем другое дело!
Мужчинки, и маленький, и большой замерли, ничего не понимая в наборе строчек, буковок и картинок, которые перебирала девушка на компьютере. Но, осознавая, что происходит что-то важное, уважительно молчали.
— Видишь ли, Мамедик, — наконец, заговорила она. И голос становился с каждою секундой взволнованнее и радостней. Марьяша еле сдерживала его, чтобы не сорваться на счастливый всплеск, — Мне ответ пришёл по запросу из Франции. Берут проект, — она всё-таки вскочила и захлопала Мамеда ладошками по плечам, — Я, понимаешь ли, придумала одну обалденную обалденность! Если всё прокатит — возьму тебя к себе в замы! Это проект миллионный. И мне понадобится верный человек! Пойдёшь на пять для начала?
Она глядела на него полными огней глазами, точно в них сконцентрировалась вся радость планеты.
— Ну, не. У меня двадцать выходит. А когда и... — выпустил воздух из ноздрей сбитый с толку кавказец.
— И больше, я понимаю, бутылки там, трали-вали. Я б тебе в рублях и предлагать не стала. Тут про евро разговор, — снова села Марьяша за ноутбук, немного успокоившись.
— Не шутишь? Красавица? — недоверчиво склонил голову Мамед.
— Красавицы не шутят. Как черти. У них нет чувства юмора, если речь идёт о деньгах.
Мамед развёл руками. Он седьмым чувством понимал, что в его жизни происходят коренные перемены. И теперь предоставлял женщине право управлять своей жизнью. Смешанное чувство зависимости от женщины, и от денег этой женщины с глубокой симпатией к Марьяше заставляло его смущаться:
— Ещё плова?
— Не. Четыре порции. Куда пятую? — девушка заметила тихо сидящего Дарика и вспомнила, что его судьбу тоже нужно устраивать, мгновенно переключив ноутбук на новую программу, она сказала, — Дарик! Смотри. Это навигатор. Мы сейчас очень быстро найдём твоего папу и маму.
— Моя мама осталась там, — не отрываясь от компьютера, спокойно ответил ребёнок.
— Где там?
— Ну, там. Её нет. Сны забрали и увели с собой.
— Какие сны? Дарик? — не понимала она.
— Она умерла. Болела и умерла, — перевёл свои понятия на речь взрослых ребёнок.
— То есть, как умерла? Подойди ближе. Я ничего не понимаю. Ты сказал: умерла?
Дарик кивнул, опустив голову, как он делал, когда ему не нравился разговор. Он подошёл так близко к Марьяше, что коснулся кудрями её щёк. И глаза оказались совсем рядом. Мамед замер. При слове «мама» ему стало больно в горле.
— Она давно хотела умереть. И давно болела. И все хотели, чтобы она поскорее отмучилась. И она умерла, — снова повторил Дарик свою мысль, только немножко по-другому, чтобы взрослые, наконец, поняли его.
— А ты? А папа?
— А меня отвели к папе. И он привёз меня сюда Москву показать.
— Откуда привёз? Из какого города?
— Из города.
Марьяша откинулась на стуле.
— Улицу помнишь?
— Улица Ленина.
— Картина Репина. Приплыли! Улица Ленина. Дом номер пять! Мама умирает. Папа ребёнка увозит в Москву и оставляет в метро, чтобы потеряться... Гражданское общество устойчивого развития... Бред современности. Глупость какая-то!
— А папа в каком доме живёт, не помнишь? — продолжал спрашивать Мамед.
— У моря! Он живёт у моря! — обрадовался мальчик, — А дом старенький такой. Он у хозяйки снимает. Её зовут Сергевна. Она мне молоко давала!
— Обалдеть! А номер? Номер дома хотя бы помнишь?
Ребёнок пожал плечами.
— Погоди, Марьяша! Он живёт у моря. Сколько у нас морей?
— Как вы добирались до Москвы? На поезде? На самолёте?
— На поезде.
— Как долго? День? Ночь?
— День и ночь.
— Слава Богу, это не Дальний Восток! И не Ледовитый океан, потому что, судя по светлым кудрям, твой папа не чукча.
— Ну, хотя бы название улицы, где живёт папа, ты помнишь? — вмешался Мамед.
— Помню! Осоавиахима!
— Это что за улица такая?
— Досаав! — попытался объяснить Дарик всё, что знал.
Марьяша набрала на ноутбуке «улица Осоавиахима» и попала в город Новороссийск.
Высветились картинки с фотографиями города.
— Мы с мамой сюда ездили! — обрадовался ребёнок, узнав прострелянный вагон и монумент матросу.
— Мамед? Ты с нами? Мы едем в Новороссийск.
— Когда?
— Как возьмём билеты.
И совсем был не прав Мамед, что сны спят хоть минуту в Москве. Где уж им, бедным, пристроиться, если днём ни свет ни заря собирают маршрутные такси рабочих и служащих для перевозки из всех закоулков Подмосковья поближе к центру. Там, покупая их время, дороже платят. Жители и гости столицы снуют день-деньской в своих вечных бесконечных делах, напоминая движения броуновских частиц. В каждой квартире в телеящиках не угасают веселёшенькие шоу, напоминающие пир во время чумы, надо же «зрелищами» взбодрить хлебодаров! И к ночи гудят гружённые товаром фуры и грузовики, доставляющие пищу и товары народного потребления в огромный рынок сбыта с именем Москва и Московская область, а до утра крутятся в поиске новых жертв рекламные огни.
— Если звёзды зажигаются, это кому-нибудь нужно — повторила глупость поэта ведущая радиопрограммы, а Свингер рыкнул, отвечая ей:
— Это нужно только звёздам. Остальные вынуждены терпеть их дурацкий назойливый свет! Слишком много расплодилось! Пора отстреливать!
Эльдар заелозил на заднем сидении от этих слов.
— Лежать, ублюдок! — прорычал накачанный до предела здоровяк Эльдару. — Будешь дёргаться — мало не покажется.
— Куда вы меня везёте?
— На аэровокзал. Отправить туда, откуда приехал. И чтобы духу твоего в Москве 10 лет не было. Понял? — заявил седоватый мужчина в стриженном бобровом пальто, — Ты понял?
— Понял, — сдавленным голосом отозвался с заднего сидения Эльдар.
— Так ты Николай, что ли? — разглядывая паспорт, спросил седовласый, — А Натаха сказала, что Эльдар. У! Блондинка! Выкинуть бы её вслед за тобой, да свежа пока, чертовка.
Эльдару было очень неудобно со связанными руками. И он молчал.
— Камеры слежения у нас работают, Мыкола. То-то. Дураков нет в Москве. И шутить с тобой никто не собирается, — сказал седовласый, порвав билет Эльдара на поезд, — Ясно тебе?
— Ребят, не могу я сейчас уехать. Сын у меня в метро остался, Дарик. В честь меня назвали Эльдаром Эльдаровичем, — ещё надеялся вырваться пожить у учительницы Эльдар.
— Ещё раз говорю, Мыкола, ты Эльдорадовская твоя морда! Слышали мы тут такие сказки, что вам и в страшном сне не снились. В паспорте сына нет? Нет. Значит, ты нас снова надуть решил. Нехорошо! Свингер, ткни ему там как следует, чтобы ерунду не порол. Надоел своею тупостью.
Несколько дней в Новороссийске лил дождь. А после ударил заморозок. Земля стала высыхать. Вода опустилась. Замёрзшие лужи ушли в грунт, оставив корочки льда, которые очаровали Дарика!
— Не наступи! — воскликнул он Мамеду, который хрустнул льдинкой возле кружевных узоров вокзальной лужи.
Марьяша искала такси, чтобы их отвезли на улицу Осоавиахима.
Дарик присел, разглядывая потрясающие узоры белесых луж. Он бы никогда не смог изобразить такое! Белым по белому! Как это нарисовать? Сможет ли так филигранно справиться белый карандаш? Или белая краска?
Дарик поднял с земли осколок льдинки, порушенный Мамедом, погладил:
— Смотри! Как красиво!
— Красиво, — согласился Мамед.
— Я подарю его папе!
— Растает, пока доберёмся, ничего не останется, — не согласился Мамед.
— Но ведь что-то должно остаться!
— Поехали! Такси ждёт! — подошла, запыхавшись, Марьяша.
— Я хочу подарить это папе! — очень серьёзно сказал Дарик.
Марьяша и Мамед переглянулись. Она пошарила в карманах своего пальто, зашуршав, достала какой-то пакетик, протянула его Дарику:
— Хорошо, заверни, может, и довезём твой подарок.
В город опять вернулся ветер. И выдул все сны к чёртовой матери!
А спать хотелось. И Мамеду. И Марьяше. И Дарику. Не очень-то удобный выдался маршрут. Слишком раннее утро. Слишком лёгкая одежда. И неуютность всего происходящего заставила всю дорогу молчать. В душе каждого нарастала тревога.
— Ну вот и Осоавиахимовская улица, — сообщил таксист, показывая путешественникам на небольшие домики.
— Спасибо, остановите, — попросила Марьяша, рассчитываясь.
